здесь будет название

[katty scream]

сириус\регулус

запись создана: 25.12.2012 в 01:40

Comments

[katty scream]

Лето у Поттеров быстро подошло к концу, и когда тридцатое августа было сорвано с пухлого, немного пожелтевшего с правого бока от солнца настенного календаря, Сириуса вновь стали занимать мысли, отодвинутые прежде, но теперь неизбежные, о собственном доме, куда ему предстояло отправиться сегодня ночью. Учебники, новые мантии, котлы, перья и бумага были куплены, совы надежно заперты в клетках. Все, что важно и нужно, было упаковано, однако Сириус ни в какую не соглашался на предложение родителей Джеймса попросить миссис Блэк отправить его личные вещи прямо в Хогвартс совиной почтой. Во-первых, он считал этот пустой тратой сил, к тому же Вальбурга вполне могла посчитать эту просьбу оскорблением и запросто сжечь его вещи на заднем дворе, а вместо посылки прислать громовещатель, а то и разрешиться гневным посланием Дорее. Сириус же не собирался экспериментировать с последствиями, поэтому предпочел самый рискованный, но наименее болезненный для всех способ — он намеревался взломать камин своего же собственного дома и выкрасть личные вещи, а под утро смыться, только его и видели.
Над паролем они гадали вдвоем с Сохатым, Сириус предлагал имена всех своих предков, а их оказалось достаточно, чтобы потратить на это не много, не мало — целый час; затем имена эльфов, потом названия редких растений, которые обитали в доме. В конце концов Сириус отвлекся на рассказ из своего детства, и понял, какой должен быть пароль: полное имя его младшего брата, вот с чем были связаны надежды дома на площади Гриммо.
Гулкий стук о мраморное дно камина, с полностью прогоревшими поленьями и устланное пеплом, был поглощен абсолютно мирной тишиной дома, погруженного в сон. Улыбнувшись собственной дерзости врага, бравшего крепость, он взбежал по ступенькам наверх, минуя защитные заклинания в прихожей, однако на верхнем пролете что-то заставило его чертыхнуться и с трудом удержать равновесие. Использовать палочку он опасался, но скорее всего это было заклинание подножка, они с Регулусом частенько расставляли их по всему дому, и кто-нибудь в них обязательно попадался. Бродяга остановился перевести дух и шагнул вперед, преодолев оставшееся расстояние до площадки третьего этажа. Он мысленно обратился к Мерлину, чтобы никто не услышал шума, однако судьба не спешила ему навстречу: дверь в комнату Рега открылась, а сам он тут же появился на пороге. Это было именно то, чего Бродяга так боялся, но предвидеть, увы, не мог.

[katty scream]

Книга как порт-ключ, мимолетное касание кончиками пальцев пожелтевших страниц увлекает прочь, стирая границы комнаты, и без того кажущиеся размытыми в дрожащем свете неверных свечей, готовых вот-вот погаснуть и бросить в темноте и тишине старого дома. Впрочем, темноты нет. Тишины тоже. Закрой глаза – и в них блеснет багровыми пятнами пролитая в этих стенах кровь. Опустись под воду – и ты сойдешь с ума от замогильных колыбельных, что хранит твоя ванна, навечно хранит, как ракушка хранит песни моря.
Впрочем, вода сводит с ума в любом случае.
Наверное, поэтому я ее так люблю.
А еще я люблю читать в ванной. Совмещать приятное с приятным – вот правило, взятое за основу в моей жизни. И никакого трепета по отношению к древним фолиантам из семейной библиотеки, набухающим в руках от горячего пара. Старые потрепанные шлюхи, ходившие по рукам. Лукавлю, как всегда. Я жадно вчитываюсь в строчки, в то, что между строк. Пальцы нежно ласкают корешок книги, когда я резко отчеркиваю ногтем впившуюся в мозг цитату – какая любовь без боли?.. Я хотел бы расцарапанную или иссеченную спину, но она гладкая и белая, точно не было двух месяцев под солнцем Тосканы, и только капли воды и холодный ветер стекают по коже, когда я выхожу из ванной в свою спальню, где всегда отрыто окно. Еще одна маленькая причуда. Из него можно вылезти на крышу, тогда звезды становятся чуточку крупнее, а если прищуриться, то одна засияет ярче, и станет похожа на его улыбку…
Шум на лестнице прерывает мои размышления, я бросаю взгляд на часы и усмехаюсь. Братец не подвел, хотя и тянул до последнего. Тридваодин… Накинув халат, открываю дверь, чтобы столкнуться точно лицом к лицу.
- Если бы ты меня разбудил, был бы уже проклят трижды.
Прохладно, но все же с улыбкой, чтобы смягчить шипение Бастет, черной тенью отделившейся от мрака коридоров.
- Твою комнату заперли и обсуждают планы по капитальному ремонту, но Кричер любезно отлевитировал некоторые твои вещи ко мне по моей просьбе.

[katty scream]

- И все три проклятия были бы отражены, не так ли, дорогой братец?
Сириус мягко вынырнул на верхнюю площадку и с улыбкой прислонился к косяку, оглядывая Рега. В домашнем халате и с мокрыми волосами тот, конечно, еще не спал.
Странно — мелькнула внезапная мысль в голове мародера — что он не предусмотрел той вероятности, что ложащийся поздно Рег сможет его услышать, а может, наоборот, он втайне надеялся быть пойманным, чтобы увидеться с ним перед школой, Сириус точно не знал. И сейчас у него появился шанс это проверить.
- В таком случае, - Бродяга сделал короткую паузу, словно раздумывая, стоит ли проверять слова Регулуса: едва ли брата могли заинтересовать хоть какие-то из его вещей, но любопытство — что же тот решил сохранить? - все же пересилило голос разума, и он кивнул. - не будем торчать на пороге.
Пытаясь угадать во взгляде Рега, что тот думает по поводу сего ночного визита — злится, удивлен или вовсе равнодушен, - Сириус пребывал в несколько нервном состоянии, но войдя в комнату, на минуту забыл, зачем вернулся в собственный дом. Он и раньше не часто бывал в комнате младшего брата, а если и бывал, то не обращал внимания на обстановку, но сейчас у него появилась возможность осмотреться как следует, отчасти еще потому, что, возможно, он уже не сможет вернуться сюда когда-либо.
В сравнении с его комнатой, обитель Регги представляла куда больший интерес для искушенного в искусстве и литературе, хотя даже такого варвара, как Сириус, она производила впечатление. Несмотря на полумрак, легко угадывалась любовь к изящным вещам, к старине, - наверное, жутко приятно пройтись босиком по этому ковру, - мелькнула мысль. Сириус посмотрел на свои не первой свежести кроссовки и с трудом поборол внезапное желание разуться, поэтому неуверенно мялся около двери.
- Не будешь сдавать меня родителям? - дернув плечом, поинтересовался мародер и сунул руки в карманы легких парусиновых брюк.
Напротив кровати стояли упакованные чемоданы, первой мыслью было — вечер проведен в сборах в школу, но приглядевшись, насколько позволял неверный свет свечей немыслимых форм и размеров в разнообразных подсвечниках, Сириус заметил наклейки с итальянскими марками. Он наклонил голову, пытаясь прочесть надписи, но это был, конечно, итальянский, коим он не владел. Выходит, Рег вернулся совсем недавно, возможно, даже сегодня, удержаться от замечания оказалось невозможно.
- Надеюсь, ты ездил не за тем, чтобы изучать библиотеки Флоренции, - закончив осматривать комнату, Сириус плюхнулся спиной на мягкую кровать и раскинул руки в разные стороны, - где же бронзовый загар?

[katty scream]

- О, разумеется, - соглашаюсь я, слегка переборщив с показным восхищением, и жестом приглашаю пройти. Вынуть при этом невербальной левитацией его палочку из заднего кармана – дело нескольких секунд после долгих часов тренировок, ушедших на оттачивание действий до кошачей плавности и музыкальной грации. Брат оборачивается, но моя сосредоточенность уже снова сокрыта улыбкой, а его палочка лежит в моем кармане. Моя снова в рукаве, вместе они начинают искрить, как показывает опыт. Мы с Сириусом тоже.
- Родители в Париже, - рассеянно отвечаю я на твой вопрос, размышляя про себя о странной тенденции среди гриффиндорцев хранить палочку именно там, хотя это заставляет тратить лишние доли секунд на то, чтобы ее достать, не говоря уже о том, что вряд ли получится это сделать незаметно. Вероятно, это как-то связано с их традицией все делать через задницу. Я усмехаюсь, это вполне можно отнести и к взгляду Сириуса, который осматривает мою комнату, как пещерный человек – Лувр.
- Ночная жизнь не предполагает загара, - я кривлюсь от бесцеремонности Сириуса. – Кажется, maman была права, когда говорила, что тебя нужно держать подальше от дома, как шелудивого пса.
Присаживаюсь на подлокотник кресла. Все равно присмотрел новую кровать, не страшно.

[katty scream]

Слова о шелудивом псе дошли до Бродяги не сразу. Раскинувшись на кровати, он вдруг поймал себя на мысли, что не чувствует под собой палочку, а ведь в отличие от горошины, что не давала спать принцессе, она куда больше и острее. Но никакого дискомфорта гриффиндорец не ощущал, наоборот, лежать было весьма уютно. Исключая вероятность выпадения палочки из кармана во время приземления в камине, оставалось предположить, что ее забрал Рег.
- Очень остроумно, - Сириус повернул голову в сторону сидящего на подоконнике брата. Нарочито тяжкий вздох вырвался из его груди. Ну что за ребячество!
- Ладно, возвращай мне палочку, мои вещи и я ухожу, - Сириус поднялся с кровати и подошел к Регу. - Тебе, я вижу, надо волосы уложить и хорошо выспаться перед школой.

[katty scream]

- А-а-а, - отрывисто отвечаю я, качая головой. Самодовольная усмешка выступает в уголках глаз. – Ты, кажется, собрался что-то там отразить братец. Три из трех, да?..
Моя палочка змеей выползает из рукава, перебрасываю ее из руки в руку. Правая – левая. Левая – правая. Правая – левая. Левая. Сжимаю крепче, ладонью ощущая все грани инкрустированных в рукоять камней. В голове вихрем проносятся забавные заклинания, которые я не прочь применить к какому-нибудь гриффиндорцу, но здесь и сейчас это не имеет смысла, ибо нет зрителей. Отложим до школы.
Взмахом открываю дверцы одного из стенных шкафов, на нижней полке втиснут потрепанный чемодан.
- Вещи в чемодане, летучий порох на камине, а палочку получишь в школе, - я улыбаюсь, унизительный квест еще не придуман, но то, что последний год моего братца должен быть незабываемым с первого дня – факт.

[katty scream]

Насмешливый взгляд синих глаз прищурен: неужели этот мелкий разбойник решил поиграть в кошки мышки? Дразнящим жестом перекидывая палочку, он немного опьянен своей маленькой победой, но Сириус и не думал сдаваться. Палочка лежит в кармане банного халата, слегка оттопыривая его край. Стоит только дождаться удачного момента и бахвальству слизеринца придет конец.
- В честном бою, - с долей сарказма отвечает Сириус.
Регулус направляет палочку на шкаф, где оказывается старый чемодан. А Бродяге только это и надо, он молниеносно перехватывает запястье брата и прижимает к стеклу, а другой рукой вытаскивает свою палочку из кармана.
- А может мы тебя отправим в школу без палочки, а, Регги? - вкрадчиво спрашивает гриффиндорец, проводя кончиком палочки по обнаженному горлу. Он наклоняется еще ближе, почти к самому уху своей жертвы и шепчет: «Разве не забавно поиграть в свою собственную игру?» Неожиданно мягкие интонации проникают в голос, но они обманчивы, как искусно используемый беззаботный взгляд слизеринца. Ведь изобретательность гриффиндорцев ничуть не хуже слизеринского коварства.

[katty scream]

-Честность – понятие относительное, - обрываю, резко и грубо. Так же, как вы в «честном» бою каждый раз обрываете тонкую нить надежды Северуса Снейпа на то, что он проживет хотя бы один день нормально. Четверо на одного – вполне допустимо и честно для тебя, братец, если ты в числе четверых. Впрочем, ко мне ты и в таком составе не рискуешь соваться. Боишься, поджимаешь хвост.
Впрочем, сегодня ты довольно смел. Усмехаюсь. Ну, отобрал ты палочку. Мозги, к счастью, не можешь, так что расстановка сил сохраняется. Перевес в мою пользу. Разве может быть иначе?
- Меня забавляет аб-со-лют-ное отсутствие у тебя собственной фантазии, и вместе с этим – наличие зачатков хорошего вкуса, раз ты повторяешь за мной, - в противовес тебе говорю достаточно громко и медленно, отпечатывая каждое слово в твоем неповоротливом разуме.

[katty scream]

- Просто я обращаю твое искусство устраивать людям гадости против тебя, - чуть отодвинувшись, Сириус смотрит прямо в глаза бледному подростку. Раз, и, два, и, три, и... - строго тикает в тишине секундная стрелка. Неуловимым движением губ надменная ухмылка Регулуса производит отталкивающее чувство, всего на миг, но этого хватает, чтобы сердце анимага болезненно сжалось: и получаса не прошло, чтоб встретившись, они не обнаружили в себе желание попрактиковаться в оскорблениях.
Были ли в детстве времена, когда они сидели рядышком, укутавшись в пушистый плед, а мама или бабушки рассказывали им сказки про злых духов ночи, которые водятся в лесах и на болотах, а в старинных нормандских преданиях их называют шатунами. Про добрых охотников, которые спасают ведьм от сжигания на костре.
Ведь это так не похоже на них — хоть что-то делать вместе, словно кусочки душ великих Салазара и Годрика вселились в них и продолжают ожесточенно спорить.
Сириус забрал обе палочки и отпустил младшего брата. Меньше всего ему хотелось устраивать дуэли в ночном доме. Палочки ярко заискрили, соприкоснувшись, словно противились лежать в одной ладони, но Сириус другой рукой уже вытаскивал свой чемодан на пол, чтобы открыть и посмотреть, что там лежит.
Немного одежды, ботинки, старый серебряный багет, все сложено аккуратно, вероятно, эльфами. Бродяга поднял голову:
- Здесь нет фотоальбома с детскими фотографиями, а мне он нужен.
Это звучало как предположением, что Регулус просто обязан знать, где лежит кладезь воспоминаний, маленький омут памяти на колдографиях — старый альбом, обитый зеленым плюшем.

[katty scream]

- Нет, - жестко и непримиримо, смотрю тебе в спину, прожигаю насквозь ее взглядом, так, что кажется, будто смогу увидеть твои вещи, которые взял с собой в постель, а они пахли не тобой, а порошком, до слез свежие и чистые. - Ты ошибаешься столько раз, что даже не сможешь сосчитать. В наших отношениях ничто не делается просто. Ты не обращаешь против меня мое искусство, ты просто хочешь сделать мне так же больно, как больно от моих слов и действий тебе, но увлеченный своими неуклюжими попытками, ты не замечаешь, что меня наша вражда вовсе не ранит. И последнее, тебе нужен не альбом с фотографиями. Тебе нужен я, ты убедил себя, что в детстве между нами все было иначе, но знаешь, твоя память так же несовершенна, как и ты, и ты многое не помнишь.
Голос предательски дрогнул и я тут же умолк, прежде чем дал тебе шанс это заметить. Треск поленьев в камине кажется оглушительным, хотя секунду назад я его не замечал, напряженно вслушиваясь в свой голос, скрупулезно фильтруя от фальши.
- Твоих фото больше нет.
Я снова спокоен и, кажется, улыбаюсь. Секундная слабость отступила, а тебе и не придет в голову обыскивать мою комнату в поисках тех обгорелых фотографий, которые я успел спасти.

[katty scream]

Резко поднявшись на ноги, Сириус вскинул голову, чтобы ответить что-нибудь обидное: слова Рега о том, что он всегда пытается причинить ему боль, Бродягу задели. И в то же время он был в замешательстве, этот внезапный порыв, возможно, был поводом поговорить о их отношениях, если, конечно, еще был шанс что-то исправить.
- С чего ты вообще взял, что в мои намерения входит пытаться тебя достать? Что, похоже, что я пытаюсь сделать твою жизнь невыносимой? Регги, у тебя... - рука анимага слегка дернулась в неопределенном жесте, - ты серьезно?! Сейчас я соберу свои вещи и верну тебе палочку.
Он с сомнением взглянул на младшего брата — Сириусу на мгновение показалось, что Рег вот-вот разревется как в старые добрые времена, когда был маленьким. Но нет, его лицо пусть слегка побледнело, но он взял себя в руки.
Сириус, казалось, был озадачен тем фактом, что придется расстаться с мыслью еще когда-либо увидеть свой фотоальбом. Он ведь один единственный оставался у него, с прочими гриффиндорец успел расправиться в прошлом году, когда поскандалил с матерью и поклялся сжечь все вещи, что напоминали ему о этом доме. Однако это было не единственное, о чем он размышлял.
- Послушай, то, что я решил уйти из родительского дома не значит, что мы не можем общаться. Возможно, когда-нибудь ты поймешь, почему я так поступил, но я не требую от тебя этого сейчас, в конце концов это расходится с твоим видением мира. И не говори, что у нас нет общих воспоминаний, у нас черт знает сколько этих воспоминаний. Мы были и остаемся родными братьями, так что прекрати молоть чепуху.
Часть свечей оплыла и потухла, камин мягко потрескивал, но совсем не давал света. В полумраке с трудом угадывались предметы, и Бродяга не мог поклясться, что лицо Регулуса сейчас спокойное, а не искажено насмешкой. Он перешагнул через раскрытый чемодан, подходя к брату, и протянул ему палочку.

[katty scream]

- Сам верну, - сквозь зубы отвечаю я, пока еще не имея понятия, как я это сделаю. Сделаю и точка. Есть вещи, которые просто знаешь, просто веришь в них. Их немного, и постепенно становится все меньше, но здорово, если остается хоть что-то, о чем ты можешь с уверенностью сказать, даже если тебя разбудили пару секунд назад.
- А почему ты думаешь, что это все как-то связано с твоим уходом из дома? С родителями? Тебе в голову не приходило, что проблема в тебе и в том, что я не хочу иметь ничего общего с таким кретином как ты?
Мне иногда кажется, что мы жили в разных мирах.
И в твоем мире были пони и бабочки.
Проснись, Сириус, добро пожаловать в мою реальность. Посмотри как тут все дерьмово и выметайся к дементорам.
Я не беру палочку. Пусть мне придется ехать в школу без нее, но я не возьму ее как подачку.
Стой с протянутой рукой, Сириус. Привыкай.
Я никогда не подам свою. И — обещаю — никогда не пожалею.

[katty scream]

Сириус смотрит чуть насмешливо: истерики, заканчивавшиеся подобными оскорблениями - иной раз формулировки отдавали откровенной пошлостью, - настигали его не реже пары раз в неделю. Обычно во время завтрака, иногда на переменах. Традиционно завершающим жестом была пощечина и гневный взгляд, призванный испепелить несчастного гриффиндорца, которому нет нет да попадались излишне темпераментные ведьмочки.
- Ладно, - кивает он и кладет палочку, инкрустированную камнями, в карман. В конце концов это становится даже забавно - Регулус, замерший в позе изваяния у окна, уподобившись оскорбленной невинности, так и напрашивается на сравнение со скульптурой какого-нибудь юного итальянца, украшенного лишь листьями виноградной лозы и лунным светом, посеребрившим его мраморную кожу.
Анимаг невольно задерживает взгляд, но тут же отводит, ошеломленный беззаконными мыслями, что вызывают совершенные линии приоткрытых ключиц слизеринца.
Пристальный взгляд прожигает спину не хуже его любимого тосканского солнца. Италия, ночная жизнь, развлечения ... внезапно сознание Сириуса выстраивает цепочку ассоциаций, и он уже знает, где лежат старые пожелтевшие от времени колдографии.
Потайной отдел в старом шкафу с позеленевшей от времени медной вязью на первый взгляд казался пуст, иногда там лежали игральные карты или карандаши. Однако Сириус знал про ключ и про то, что Рег держал там вещи, о которых родителям знать не стоило. А знал он только потому, что у него самого был такой же.
- Так значит фотографий больше нет? А если поискать? - Сириус изобразил задумчивость, словно прикидывая, куда можно было задевать пачку старых фотографий, затем протянул руку, пальцы нащупали в полумраке прохладный металл, потянул на себя и повернул вправо до тихого щелчка. Запахи незнакомых восточных ароматов кругом щекотали ноздри, будоража воображение, Бродяга заглянул внутрь. Фотографии лежали сверху, несомненно то были именно они. Сириус взял самую верхнюю и поднес к ближайшей свече, как заметил обгоревшие края и следы сажи на глянцевой бумаге. Шестилетний Сириус держит на колене явно чем-то расстроенного Регги и уговаривает его посмотреть в камеру, но Регулус куксится и зовет маму. Родителей в кадре нет, но они явно неподалеку, возможно, разговаривают с фотографом.
Гулкий стук часов где-то на улице вторит часам внутри дома, Сириус бросает короткий взгляд на Регулуса и подносит почерневший обрывок к пламени.
- Как ты думаешь, тем, кто находится там, на снимке, им больно, когда их сжигают?

[katty scream]

Я пожимаю плечами, стараясь вложить все мыслимое безразличие в этот жест, первый осознанный жест за долгое время.
- Я о них не думаю.
Это почти правда, по крайней мере, очень на нее похоже. Еще более правдоподобной кажется мысль, что те дети на снимке не имеют с нами ничего общего, потому что в противном случае я не знаю, как объяснить этот выхваченный из времени и пространства и помещенный в обозримую человеком вечность момент. Момент очень редкий, и потому коллекционно ценный. Я смотрю на мальчика, спокойно истерящего в каком-то дюйме от пламени свечи, изгибающегося в голодную рыжую пасть, я смотрю и не могу вспомнить, чего он так не хотел и боялся, но отчего-то мне кажется, что он уже знал, как болезненны и безжалостны воспоминания, и не хотел давать им жизнь, бессмертную жизнь через колдографии-крестражи...
Я не думаю об этих детях. Я не хочу о них думать. Я хочу не хотеть о них думать.
- Давай уже положим конец этой комедии, она мне наскучила.
Мне плохо удается скрыть раздражение, когда ты зашел - в мой дом, в мою комнату, в мою жизнь - так далеко. Мне нужен тайм-аут. Но сначала - исправить ошибки. Я подхожу и отбираю у тебя из рук фотографии, тут же решительно бросая все до единой в огонь в камине. Давно пора было это сделать. Я делаю это так быстро, словно они заражены опасным вирусом, а впрочем, так оно и есть, я не хочу подцепить ненароком твою щенячью ностальгию и приторную боль. Я не хочу запомнить их, не хочу даже успеть ощутить, хочу только избавиться, сбросить этот груз, совершенно лишний балласт, мешающий мне взмыть выше. Если бы я был на твоей стороне, братец, я бы посоветовал тебе отпустить их тоже, иначе утянут. На самое дно.
Едва ли мне тоже удастся выйти сухим из воды. Ты все же поймал меня с поличным, и то, что я не сжег эти фотографии , выдает меня с головой. так что я даже не пытаюсь сослаться на свою чрезмерную занятость, я вообще никак не пытаюсь объяснить их, потому что объяснения, любые, будут звучать как оправдания, а я не виноват ни в чем.

[katty scream]

Признаться, тебе почти удалось меня одурачить, актерских способностей тебе не занимать. Но поспешность, с которой ты избавлялся от снимков, все же выдала твой страх. Я не хочу сказать, что я чего-то добивался или ждал, я действовал вслепую, по интуиции, в надежде посмотреть, что из этого выйдет, как и всегда, а вот ты попался.
Возможно, в силу твоего возраста ты бросаешься в крайности, думая, что раз мы по разные стороны баррикад, то родственные связи нужно уничтожать, и чем раньше, тем лучше. Что любовь и привязанность к кому-то — это слабость, и если не сейчас, то когда-нибудь противник обязательно ею воспользуется. Мне кажется, ты боишься боли, раз пытаешься выжечь ее источник, но нельзя заставить исчезнуть то, что заставляет твое сердце биться. Лет через десять, если война нас пощадит, если нам повезет, мы может и забудем жесты, привычки друг друга, может даже черты лица, но не сейчас, не пока. Слишком мало времени прошло от того момента, когда мы были друг для друга целым миром, полном открытий и счастья. Когда мы искали и находили друг в друге сочувствие и понимание. И разве не жестоко требовать от нас заставить себя отречься от этой связи так быстро?
- Прости, не стоило мне давить на тебя.
Твое покорное спокойствие дает мне свободу выбора, и я понимаю, что не смогу вот так просто уйти, не хочу выяснять с тобой отношения в школе на переменах. Я хочу расставить точки над и, хочу настоять на своем, хочу поддаться эгоистическому импульсу и отобрать тебя у этого мира, который, расставив сети, уже накрывает тебя мрачными тенями будущего. Будь я чуть сложнее устроен, может мне и не дался бы так просто выбор между Орденом Феникса и Пожирателями, но теперь моя свобода уже не моя, и я принадлежу к одной из сил, что правят бал в этом напряженно-дрожащем сегодня.
В тягучем молчании проносятся секундные удары часов, напоминая о том, что время конечно, что если не ты, то встающее солнце выгонит меня из этого дома. В этом есть что-то безнадежно больное.
- Разреши мне остаться до рассвета, а потом мы разойдемся, и я больше не стану тревожить тебя. Я знаю, ты уже выбрал свой путь.
Честное слово, я совсем другое собирался сказать, но эмоции внезапно оказались сильнее. И мне кажется, что это не мои руки ложатся на твои плечи, что посторонние звуки постепенно отключаются, потому что от прикосновений закладывает в ушах. Я еще не готов забыть тебя, мой Рег, я все еще считаю тебя своим.

[katty scream]

- Нет, - искусственное спокойствие в голосе давит истерику, наверное, именно отсутствие этих, привычных, ноток делает его звучание таким чужим, словно говорю не я, а механическая птица - игрушка, которая скрасила мое пятое Рождество.
- Нет, - повторяю я, сомневаясь в твоей способности понимать, ведь для того, чтобы сказать это чертово "прости", тебе потребовалось столько лет, и все оно срывается с твоих губ слишком легко, чтобы что-то значить. Да и поздно уже. Стряхиваю твои руки, разрывая контакт, разрывая что-то большее, уничтожая последние точки соприкосновения. Я не позволю тебе... Не позволю что?
Дышать становится сложнее и получается через раз, словно ты вызываешь у меня аллергический приступ, как бы я хотел, чтобы это действительно было так и я мог бы свалить все на медицинские противопоказания, это было бы так просто, так легко и так, черт возьми, понятно.
Последнего мне не хватает больше всего в этой путанице из слов и жестов, и невысказанного, и несделанного.
- Убирайся, Сириус.
Жестко, с наслаждением. которого не хватило и на долю секунды - так быстро накрывает страх. Бойся своих желаний - как точно, как верно. Мои противоречивы, мои исключают друг друга, и каждое из них опасно - оно таит в себе новую боль.
Останься. Мне не хватает сил это озвучить, и не хватает смелости тебя обнять.
В этом нет моей вины, только твоя, я еще не придумал, почему, но обязательно это сделаю - моя жизнь в моих руках, и я не позволю тебе отравить ее ядом вины и горечью сожаления. Я справлюсь со всем, что случится этой ночью, какой бы стороной ни упала подброшенная судьбой монетка, но все же надеюсь, что выпадет моя ставка.
Я ставлю на то, что ты уйдешь, Сириус.
Ты же это уже сделал однажды.

[katty scream]

В груди холодеет, и словно талую воду пропускают по телу вместо крови, отчего немеют кончики пальцев и пересыхает в горле. Неслышно сглатываю, но не двигаюсь, ноги будто приклеены к полу – как каменные.
Ты слабее меня, внезапно я понимаю это так ясно. Тебе требуется слишком большое усилие, чтобы сбросить мои руки с плеч, но эта иллюзия, что все в твоих руках, рушится, как замок из маршмэллоу и кленового сиропа. Сквозь пелену темно-серых глаз я угадываю тщательно скрываемое желание.
Мне же хватает секунды, чтобы схватить тебя за руку, прежде чем ты сможешь сказать хоть слово еще. Ты не можешь сказать да, боясь неизбежного искупления, которое последует за тем, что ты позволил себе быть человеком. Но не будет ли оно мучительнее, если ты позволишь страху решать за тебя? Может у нас не будет больше возможности увидеться один на один? Что, если ты погибнешь раньше меня на войне? Что я буду вспоминать тогда, думая о тебе? Превратившиеся в пепел детские фотографии? Или может все резкие слова, чем мы пытались причинить друг другу боль? Что будешь вспоминать ты, Рег?
- Только сегодня.
Я даю обещание, может быть, последнее. Позволь мне держать тебя за руку, разреши послушать, как бьется твое сердце, охранять твой беспокойный сон.
Ты смотришь с недоверием, словно не понимая, как я могу ослушаться прямого приказа. Никогда еще мне не было так сложно решиться поступить по-своему.
- Пожалуйста, - дрожащие руки осторожно касаются талии, ловят чужие руки, сплетаются пальцы, исполняя одним им известный танец. Дыхания почти не слышно, оно где-то за пределами звукового порога. Только тепло, срывающееся с губ, перехватываемое чужими губами, слишком мягкими, чтобы быть реальностью. Порывистые ласки местами неловки, поспешны, но я ловлю каждое мгновение, проведенное с тобой, так жадно, что не задумываясь, делаю ли я это правильно. Если и есть правильный путь, то я найду его, шаг за шагом, слушая, как твое тело отзывается на мое вторжение прикосновениями и поцелуями.
Зарывшись носом в твои влажные волосы, я жадно прислушиваюсь к ощущениям пылающей кожи, бешено бьющегося сердца. Как будто это происходит в первый раз. Прости, должно быть неважный из меня старший брат, если я могу выражать свою любовь лишь таким образом. Но только так я могу показать тебе, как сильно ты мне нужен. Движением руки распутывается узел на шелковом халате, и я сбрасываю его на ковер. Он соскальзывает с твоих плеч подобно платку с клетки соловья, обнажая пепельно-белую кожу. «Регги, ты такой красивый», - и это не просто комплимент, я люблю каждый сантиметр твоего тела, не важно, как ты выглядишь.

[katty scream]

Ты чудовище, мой брат - чудовище, лернейская гидра, и на месте одного обрубленного каната возникают пять новых, сплетая наши корабли паутиной, по которой ты идешь на абордаж, а затем мы пойдем ко дну - вместе. Ты сдергиваешь халат, словно сдираешь кожу, оголяя нервы, не оставляя и следа от напускной - такой фальшивой - неуязвимости. Я играл в стойкого оловянного солдатика так долго, так упорно, но я таю под твоими горячими руками, кожа плавится, вспыхивает отпечатками пальцев - твоими печатями, пунцовый цвет моих щек - твой цвет, словно вывешены флаги победителя. Я проигрываю тебе. Я уже проиграл. Какая неравная битва, на этом поле, вооруженный разумом, я все равно что безоружен, ты же, ослепленный страстью с самого рождения, ты продолжаешь наступать, оттесняя к стене, так и нужно, так и правильно - покоренный должен быть распят, и да будет так с каждым несчастным... Я хватаюсь за последние соломинки мыслей, я ищу в этом безумии логику мифов, чтобы выбраться наружу, выскользнуть из твоих рук, посмотреть безучастно на пустое тело со стороны, но ничего не выходит, потому что я в самом эпицентре взрыва и я хочу там быть.
Пожалуйста, говоришь ты, начинаешь свою игру, делая вид, что просишь, когда на самом деле требуешь на уже законных основаниях.
- Да, - отвечаю я, притворяясь, что делаю свой выбор, когда выбора у меня и нет. - Да, - повторяю я, сдаваясь, подтверждая, подписывая свое поражение изгибом губ, движением языка, кровью, твоей кровью из-под моих стиснутых от боли зубов.
Дух захватывает от твоей дерзости, дыхание перехватывает от моей покорности, все одно - нечем дышать в этом безвоздушном электрическом пространстве между двух звездных тел, нечем, только тобой, и я тянусь к твоим губам, обвивая шею руками, наконец-то поддавшись этому неземному притяжению и ощущая себя титаном, сбросившим с плеч небо. Оно теперь упало на твои, брат.

[katty scream]

Когда-то давно, в далеком детстве, Вальбурга купала нас вместе, а однажды она решила, что я уже взрослый и могу намылить себе голову сам, но все еще разрешала помогать ей купать тебя. Что же она тогда сказала? Кажется, что ты плохо ешь, слишком тщедушный, что ли. Я очень надеялся, что ты этого не слышал, потому что порой она была такой немного равнодушной и деловитой, заботясь о тебе, словно выполняла свои прямые обязанности.
Это было странно и обидно видеть, как она отдавала явное предпочтение мне. С самого твоего рождения было ясно, на чьи карты Вальбурга ставит. Притворяясь тем, что куда-то спешит, она отдавала тебя под присмотр домовой эльфихи. Ты еще не понимал, что происходит, ты был потерянным и одиноким в доме с полной семьей. Промокая пушистым полотенцем темноволосую головку, руки, я шептал, что ты обязательно станешь красивым, когда вырастешь, а эта худоба — характерная черта истинного аристократа, и ею можно гордиться.
Каких-то пара-тройка лет — и ты из незаметного подростка превратился в почти сформированную личность. Жаль, мать с отцом заметили это слишком поздно, ты уже успел отгородиться ото всех. И даже мне приходилось наблюдать за тем, как ты расцветаешь, издалека.
Но как и прежде под моими ладонями я ощущаю ту же хрупкость, ту же кошачью грацию.
До этого момента я не знал, что готов умереть за эту дрожь по спине от пальцев, сминающих ткань футболки, цепляющихся за нее, чтобы не упасть, пока мы кружили в поисках какой-нибудь вертикальной поверхности — опоры. Как хорошо, что сейчас лето и на мне лишь футболка: одно движение в перерывах между украденными у ночи минутами, — и она уже на полу.
Сквозь открытое окно в комнату безнаказанно проник легкий порыв ветра, но прежде чем его поглотила окружавшая нас полутьма, успел пощекотать оголенную, охваченную лихорадочным жаром кожу. Древние стены дома на площади Гриммо, казалось, раскрыв свои поры пошире, с удовольствием впитывали любой звук, исторгнутый двумя тесно сплетенными телами, так быстро он поглощался и затихал.
Да простят нас наши предки, тени чьих душ все еще обитали в простенках этой обители магии семейства Блэк за то, что мы были живее всех живых и наслаждались дарами юности.
- Рег, Рег, Ре... - я шепотом повторяю твое имя, словно молитву, прижимая к стене, целуя каждый миллиметр разгоряченной кожи. Интуитивно угадываю твое намерение и подхватываю твои ноги, когда ты запрыгиваешь на меня и оказываешься припечатанным к изящным французским обоям. Я нахожу наощупь твои губы и впиваюсь в них тягучим поцелуем с металлическим привкусом крови.
Возбуждение слишком быстрое и болезненно-требовательное, но оно и не могло быть иным. Я слишком сильно хочу тебя, - внезапное открытие за пару часов до рассвета.
Мы падаем на мягкую кровать после весьма беззастенчивого использования стен и каких-то крупных предметов мебели, но переплетенные руки и ноги удерживают нас от даже недолгого расставания. Чуть приподнявшись на руках, я невольно вжимаю тебя в перины, и мое дыхание опаляет твою кожу над ухом: «Я так хочу тебя».