пребываю в двух состояниях: мне или пиздец как хорошо, или просто пиздец.
We're all born in a world of doubt
But there's no doubt
I love you
Цепочка видений и чувств, спутанная, завязанная узлом на этом лестничном пролете, на кованной розе, которой ты касалась рукой, обрывается внезапно острым осознанием, что сейчас нужно что-то сказать твоей матери в ответ на то, что я не услышал, но отчетливо читаю в ее взгляде. Мне не рады. У вас второй обыск подряд, домовики едва успели вычистить все после первого визита, но напрасно.
- Я вижу, ваш дом, как и в лучшие времена, полон гостей, - я усмехаюсь, хотя это и не повод для шутки. У нас подобный "прием" состоялся накануне, родители до сих пор не могут отойти от шока, каждый по-своему. Мама плачет в оранжерее, как будто никто не заметит ее слез за выбитыми стеклами. Отец пытается поднять свои связи, но все они обрезанными нитями повисают в руках. Сегодня в розыск объявлен еще один друг семьи. Завтра его наверняка будут искать у нас. А может и ночью, это любимая забава авроров - выдергивать из постели, обнаженного, как нерв, и смотреть, как ты переступаешь босыми ногами по каменному полу, доведенный до отчаянья, потому что не то от холода, не то от времени, не чувствуешь под собой ничего...
Хватит. Хватит на меня так смотреть, словно это я принес эту чуму в ваш дом, даже если это действительно так. Мне хватает взглядов из глубины зеркала, которое похмельным утром болезненно правдиво и зло.
- Астория у себя? - я стараюсь заглушить топот аврорских сапогов, он заполонил наше неловкое молчание. Вопрос риторический, Вы не удостоите меня кивком, Вы слишком вымотаны всем этим, чтобы закатывать истерику здесь и сейчас, но знаете, как высказать мне все без слов. Вы экономите силы для улыбок и поздравлений, потому что обреченно знаете, чем все закончится, несмотря ни на что. Мне бы Вашу уверенность.
Я поднимаюсь по лестнице, пальцами нервно танцуя по перилам. Ты скажешь "нет", ты скажешь "нет", как когда-то здесь же отказала в танце, назло мне и себе.
Я чувствую себя мошенником, который в бегах, я неделю не показывался под предлогами разной степени глупости, я небрежно и быстро писал, что безумно занят, и снова падал на кровать и разглядывал кольцо. Теперь я знаю, почему попадаются даже самые великие преступники - ожидание возможного приговора мучительней его последствий, и в конце концов, они сами, как и я, делают первый шаг навстречу своему судье.
- Доброе утро...
Я вхожу без стука, лелея тайную мечту застать тебя врасплох и покрыть румянцем щеки цвета свежесрезанных белых тюльпанов в моей руке. Но нет, ты ждешь меня. Ах да, письмо сегодня утром, спичка, сжигающая мосты, на случай, если я снова испугаюсь. Я подхожу и провожу цветком по нежной коже. Белое к белому.
- В следующий раз я полезу через балкон, как в пошлых женских романах.
But there's no doubt
I love you
Цепочка видений и чувств, спутанная, завязанная узлом на этом лестничном пролете, на кованной розе, которой ты касалась рукой, обрывается внезапно острым осознанием, что сейчас нужно что-то сказать твоей матери в ответ на то, что я не услышал, но отчетливо читаю в ее взгляде. Мне не рады. У вас второй обыск подряд, домовики едва успели вычистить все после первого визита, но напрасно.
- Я вижу, ваш дом, как и в лучшие времена, полон гостей, - я усмехаюсь, хотя это и не повод для шутки. У нас подобный "прием" состоялся накануне, родители до сих пор не могут отойти от шока, каждый по-своему. Мама плачет в оранжерее, как будто никто не заметит ее слез за выбитыми стеклами. Отец пытается поднять свои связи, но все они обрезанными нитями повисают в руках. Сегодня в розыск объявлен еще один друг семьи. Завтра его наверняка будут искать у нас. А может и ночью, это любимая забава авроров - выдергивать из постели, обнаженного, как нерв, и смотреть, как ты переступаешь босыми ногами по каменному полу, доведенный до отчаянья, потому что не то от холода, не то от времени, не чувствуешь под собой ничего...
Хватит. Хватит на меня так смотреть, словно это я принес эту чуму в ваш дом, даже если это действительно так. Мне хватает взглядов из глубины зеркала, которое похмельным утром болезненно правдиво и зло.
- Астория у себя? - я стараюсь заглушить топот аврорских сапогов, он заполонил наше неловкое молчание. Вопрос риторический, Вы не удостоите меня кивком, Вы слишком вымотаны всем этим, чтобы закатывать истерику здесь и сейчас, но знаете, как высказать мне все без слов. Вы экономите силы для улыбок и поздравлений, потому что обреченно знаете, чем все закончится, несмотря ни на что. Мне бы Вашу уверенность.
Я поднимаюсь по лестнице, пальцами нервно танцуя по перилам. Ты скажешь "нет", ты скажешь "нет", как когда-то здесь же отказала в танце, назло мне и себе.
Я чувствую себя мошенником, который в бегах, я неделю не показывался под предлогами разной степени глупости, я небрежно и быстро писал, что безумно занят, и снова падал на кровать и разглядывал кольцо. Теперь я знаю, почему попадаются даже самые великие преступники - ожидание возможного приговора мучительней его последствий, и в конце концов, они сами, как и я, делают первый шаг навстречу своему судье.
- Доброе утро...
Я вхожу без стука, лелея тайную мечту застать тебя врасплох и покрыть румянцем щеки цвета свежесрезанных белых тюльпанов в моей руке. Но нет, ты ждешь меня. Ах да, письмо сегодня утром, спичка, сжигающая мосты, на случай, если я снова испугаюсь. Я подхожу и провожу цветком по нежной коже. Белое к белому.
- В следующий раз я полезу через балкон, как в пошлых женских романах.