Скорпиус никогда не наступает на трещинки мостовой. Не знаю, откуда он узнал про это поверье. Мы со Стар не говорили ему, это точно, но видели бы вы, с какой сосредоточенностью он делает каждый свой шаг, когда мы с ним идем через Лютный, где под ногами змеится целый узор, прорезанный временем в каменных плитах.
Сейчас он спит. Я надеюсь, что спит, Пэнни обещала его уложить, а она это делает мастерски, не то что я.
А я ухожу все дальше и дальше от него и наступаю на все трещины. Мой мир рушится, а земля вот-вот разверзнется под ногами. Верить во что либо нет смысла. Если только в то, что однажды он на обломках построит что-то лучше и прекрасней того, что я знал.
На углу Лютного и Косого мы трансгрессируем. Можно было и раньше, еще у дома, но я тянул время. Снег идет такой холодный и чистый. Мне нравится этот снег. Впрочем, сейчас мне нравится даже эта подворотня, эти обшарпанные стены, этот мусор, этот клочек неба, мутный, серый, беззвездный, но такой прекрасный. Достаю сигареты, предлагаю Поттеру. Мне как-то не верится, что он со мной. Мне все время кажется, что вот я обернусь, а его нет, и звук его шагов и звон склянок в его сумке мне лишь мерещился. Выдумывал же я себе в детстве спутников, чтобы было не так страшно спускаться в подвал, играть в темном лесу и принимать метку...
Руки дрожат. У меня дрожат, а у Поттера нет. Мне хочется сказать ему, что это от холода. Что я так и не купил перчатки, хотя Уизли дал денег, я их пропил. Но я не могу этого сказать. Мои руки дрожат даже не от алкоголя - от страха. Я чертов трус, прости меня, Стар... Окурок падающей звездой отправляется в снег. Загадай желание, Поттер. Ты-то всегда веришь, искренне. Наверное, поэтому тебе так везет.
Везение тебе понадобится, потому что мой план нельзя назвать и планом. Слишком много всяких "если" и "я думаю". Хотя тут и думать было некогда.
Достаю зелье, глотаю, морщусь. Ты сочувственно смотришь на меня, зная, какая это гадость, но не понимая, что не в этом дело. Я как сапожник без сапог. Пью свои зелья только по праздникам. Сегодня же праздник, не так ли? Можно было чокнуться пузырьками. Хорошо, что мы собрали целую коллекцию разных волосков. Я надеялся, что они не пригодятся, но все же...
Ты выпиваешь свое зелье спокойно. Я не помню имени этого аврора, но точно видел это лицо в аврорате. Хорошо, если он еще не умер, а то мы будем выглядеть странно. Напрягаю память. Ну же, он ведь так часто представлялся перед обыском...
- Кажется, тебя зовут Томас Райт.
А меня Стюарт Кер. Дурацкое имя, но именно его я называю в будке и получаю заветный значок с именем и миссией. Прекрасно, первый пункт успешно выполнен. Внутри, как я и ожидал, уже много народа, но я без труда замечаю рыжую макушку. В том, что он идет из места заключения Стар, я не сомневаюсь. То, куда он идет, мне безразлично.
Если он сделал ей больно, я его убью.
Я клянусь, на этот раз я способен убить.
Захожу за колонну, пока Поттер заслоняет меня и достаю новую порцию оборотного зелья, огненно-рыжнго. На вкус оно должно быть еще противней, я зажимаю нос и выпиваю его, все тело выкручивает, чертова шкура бумсланга. Задираю рукав, на коже уже появились волдыри. Ничего, осталось чуть-чуть потерпеть.
- Поттер, - я хрипло шепчу, прислонившись к холодному камню, и достаю из кармана сверток и конверты. - Это ей, одно письмо тебе, прочти сразу, - ищу твою руку наощупь, вкладываю в нее шуршащий бумагой подарок и коротко сжимаю, сразу же отпуская. Короткий заряд твоей уверенности помогает мне оторваться от колонны и выйти в толпу.
- Разойтись, - я привлекаю к себе внимание, сразу же. Пусть никто не усомнится, что перед ним Рональд Уизли, герой ночи. Авроры расступаются, я иду по коридору к двери, у которой выставлена стража. Они открывают дверь по кивку, ублюдок неплохо выдрессировал своих подчиненных. Оборачиваюсь, чтобы посмотреть на Поттера еще раз. Прости, друг, прости дважды. Я здорово подставил тебя сейчас и не сказал тебе, что ты мой друг. Две ошибки, которые уже не исправить. Пусть, зато мы исправим главную...
Последний поворот ключа, я вхожу и тут же захлопываю дверь, срываясь на бег, едва слышу характерный щелчок за спиной.Ты связана, но цела, это чудо...
- Стар...
Я обнимаю, забыв, что я выгляжу не так, как хотелось бы, целую тебя чужими губами, начиная развязывать веревки.
- Стар, - я не знаю, куда подевались все слова, наверное, туда же, куда подевалось и время, чтобы их говорить.

---

Путь в Азкабан прошел в молчании. Эмори жевал губу и не задавал лишних вопросов, сотнями роившихся в его голове, а из Уизли собеседник всегда был неважный. Откровенно говоря, из всех деловых партнеров - самый дерьмовый. Рональд не улыбался, что с учетом особенностей его физиономии было и к лучшему, не знал свежих слухов, сплетен и анекдотов, что тоже, в общем-то, к добру, поскольку самые смешные были как раз про него, не обладал выдающимися достоинствами некоторых дам, шутил плоско и на одну и ту же тему, совсем как Локвуд, да и наверное все авроры, а главное - и самое неприятное - имел над Ла Реве власть. Молчание если и не являлось лучшим выходом из сложившейся ситуации, то уж точно не было входом в новую задницу, еще больше той, в которой француз только начинал осваиваться.
Азкабан он видел впервые, но особого любопытства не испытывал, лишь старался идти строго по центру узкого коридора, равноудаленно от камер по обеим сторонам. Их обитатели, вопреки его ожиданиям, не только не бросались на него сквозь прутья решеток, но даже не поднимали на них взгляд, и лишь беззвучно выдыхали с облегчением, когда аврор и торговец проходили мимо, не тронув их. Дементоров нигде не было видно, и Ла Реве с ужасом предположил, что даже эти существа побаиваются его спутника.
Дорогая мантия в одночасье перестала греть и тело, и душу. Эмори хотелось поплотнее закутаться в нее и обхватить себя обеими руками, чтобы сохранить хоть немного, как бы ни парадоксально это звучало, лондонского тепла, но такой жест придал бы ему сходства с арестантами, а этого торговцу хотелось меньше всего. Он все еще надеялся сохранить статус свободного, пусть и обедневшего человека. Привычный ко всему Уизли, казалось, не замечал ни холода, ни дементоров. Француз вспомнил, что ему хорошо за это платят и поумерил нахлынувшее было сочувствие. Вместо этого он принялся по новой проклинать Лагранж, хотя чем глубже они заходили в недра крепости, тем яснее ему становилось, что Лагранж и ее спутник - лишь случайность, а настоящая причина его пребывания здесь намного неприятней незаконной торговли и мелкого международного скандала. Следовало бы перебирать в уме свои грешки, но Эмми был уверен, что грешил в пределах строго очерченных аврором рамок, ну разве что доход его был повыше, чем та сумма, от которой Рональду отчислялся процент, однако если рыжий скряга из-за такой ерунды устроил эту показательную экскурсию, то легендарная мелочность Уизли вовсе не легенда.
- Мистер Уизли, Эмми вне всякого сомнения желает быть Вам полезен, но сомневается, что может чем-то помочь Вам здесь...
Робкая попытка казалась французу обреченной на провал, но аврор остановился. Секундное ликование, впрочем, оборвал резкий скрип двери, похожий на голодный звериный рык. Эм содрогнулся, представив, насколько ужасней этот звук, когда дверь закрывает тебя внутри.
- Пришли.
Невинная, во всяком случае точно нейтральная фраза, прозвучала как приговор. Ла Реве сглотнул, мысленно обратился ко всем маггловским и магическим покровтелям разом с просьбой не оставить его здесь и перешагнул порог. Камера была обитаема, в углу на соломе сидел человек, бормотавший под нос что-то понятное лишь ему, и то не факт, однако, в отличие от остальных, он тут же повернул к ним голову и умолк. Их явно ждали. Эта мысль Эмори не понравилась, силуэт человека родил подозрение, которое Эм старательно не допускал, но луч света, упавший на лицо заключенного.
Это был Малфой, то, что от него осталось. Осталось немного - под грязью и кровью, синяками, ссадинами и струпьями не было ничего узнаваемого, кроме глаз и ухмылки. Ла Реве побледнел и невольно отшатнулся.
Эмори, живший в невероятном бардаке и якшавшиеся с такими личностями, опустившимися ниже всех мыслимых ватерлиний, и не подозревал в себе такой брезгливости. Он скорее согласился бы лизнуть ближайшую стенку, засосаться с дементором, или даже - упаси, конечно, Салазар ученика своего непутевого, но все-таки - поцеловать самого Уизли, но только не прикасаться к этому человеку, потому что от него неуловимо, тонко тянуло смертью, а Эм, вопреки всеобщему скепсису, знал, что смерть заразна, ибо она собственной персоной гуляла по улицам и закоулкам магической Британии, устав таиться под масками чумы и холеры.
- Что бы он Вам ни наговорил, Эмори к этому непричастен, - поспешил заявить Ла Реве, голос предательски дрогнул.

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

"Высказать мнение значит как бы подвинуть пешку в шахматной игре: пешка может погибнуть, но партия начинается и может быть выиграна."

---

Мелисса смотрит на разрывающийся от нетерпения телефон и не решается подойти. В это время никто не звонит. Томас звонит в 12.05, во время обеденного перерыва. Дэнни - в 12.15, хотя ей не стоит вообще иметь телефон. Мама звонит вечером. В 10 утра звонить некому, и очень сложно убедить себя в том, что это снова соседка хочет выведать секрет очередного кулинарного шедевра, который она принесла на благотворительный вечер в субботу. Ну конечно, это соседка. И ничего не случилось. Мелисса поправляет волосы, чтобы голос зазвучал уверенней, и берет трубку. Говорит мужчина. Говорит какой-то бред. Что Джерри вылечился. Нет-нет, возражает Лис. Джерри не может вылечиться, это не болезнь, это он сам такой. Мужчина говорит, что Джерри выписывают. Мелисса кладет трубку.

---

- Блять! - раздалось откуда-то сверху, и дом погрузился во тьму. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы связать два эти события между собой. Том посмотрел на потолок, насколько это было возможно в кромешной тьме, и вздохнул. Немного утешало то, что на этот раз эпицентр разрушений от Джереми, кажется, пришелся на его собственную территорию, но этого немного было совсем мало в свете перспективы сидеть без света до завтрашнего дня. Проводка в доме никуда не годилась, а потому здравый смысл не позволял Томасу соваться туда. Совесть в свою очередь накладывало вето на эксперименты над братом, который, как показывали наблюдения, легко велся на простейшие провокации в духе "а тебе слабо ...?", словно маленький ребенок или действительно слабоумный, каким его всегда считала мать. Грант порылся в ящик, наощупь отыскал фонарик, грубой физической силой заставил его заработать и двинулся в обход. Убедившись, что ничего хотя бы не загорелось, Том полез на чердак. Том не любил ни чердак, ни шаткую лестницу, ни темноту, и его братские чувства были, признаться, слабее этого комбо, однако мать была в отъезде, а сошедший вместе со тьмой поток нецензурной брани порождал вопросов больше, чем ответов. На чердаке оказалось неожиданно светло - Том нечасто бывал в гостях у своего гостя и успел забыть, что Джей Ди заставил свечами и благовониями каждый второй дюйм свободного пространства, превратив свое жилище в подобие маленького храма. Впрочем, это и был храм, и его капризный божок растянулся пентаграммой в центре, флегматично покуривая. Неподалеку от дымящегося обонревателя валялась истекающая бурой пеной бутылка газировки, два пазла несложной картины преступления. Том не нашел слов более удачных, чем те, что выбрал герой вечера, а повторять их счел бессмысленным.
- Я умру, - буднично сообщил Джереми. - Умру от скуки. Какая нелепая смерть.
- От удара током тебе понравилось бы больше? - поинтересовплся Том, осторожно переступая через липкую лужу и выключая фонарик, померкший и казавшийся здесь совершенно никчемным. Джереми задумался.
- Нет, - наконец решил он. - Если только на электрическом стуле.

---

Эм Джей нервно затянулась - он опаздывал уже на две сигареты, и хотя она привыкла, что опоздания являются его неотъемлемой частью, ей казалось, что сегодня он должен был поторопиться. Она посмотрела вверх, чтобы увидеть как колючая проволока венчает забор, ей пришлось откинуться на крышу машины. Украшения из проволоки показались ей неплохой идеей для нового показа.
- Шутка про нарциссизм, Скай, - раздалось над ухом так неожиданно, что Мэри -Джейн выронила сигарету.
-Черт, - она втоптала окурок в землю острым мыском туфли, повернулась на голос и повторила: - Черт возьми.
Джереми, которого она знала, не умел подкрадываться бесшумно. Не носил бороду. И не говорил.Он только пел, мурлыкал шансоном на ушко и тараторил ритмичным речитативом, выдыхал блюзом и выкрикивал припевы Вудстока. Сейчас он объявлял как диктор. 3:0 в пользу того, что ее обманули и перед ней не Джерри.
- Шутка про то, куда ты дел настоящего Джерри, - пробормотала Эм Джей.
- В задницу, - мужчина хлопнул дверцей, сев на переднее сидение. - Поехали.
- 3:1, - подумала женщина, поворачивая ключ. - Не так плохо после десяти лет в психушке.
...
Говорить было не о чем, и Эм Джей методично прикладывалась к бутылке шампанского, по случаю освобождения перевязанной ленточкой, таким образом снимая с Ла Рэва вину за повисшую паузу. Его и без того винили во многом. Джереми от шампанского отказался, предпочитая гипнотизировать закрытые двери и изредка поглядывать на часы.
- Это точно та школа? - наконец произнес он с раздражением, заставившим Эм Джей пожалеть, что его не укомплектовали какими-нибудь таблетками на первое время.
- Точно, - она кивнула.
- И он, - Джереми поморщился, словно маг при упоминании Того-Кого-Нельзя-называть, точно задержится?
- Точно, - повторила Скай и решила внести разнообразие в беседу. - А почему ты решил отпустить бороду? Она осторожно коснулась рукой жесткой щетины.
- Потому что оказалось, что безопасных бритв не бывает, - он усмехнулся, и ей не понравился его смех.Она убрала руку.

---

Я не верю. Я не верю, что все получилось, что все фигуры на поле сделали свои ходы, что все костяшки сложились одна за другой, и все это под сиянием правильно вставших звезд, но я чувствую невероятную легкость, и это не сравнить с обычным камнем, который якобы падает с души при каждом пустяке, нет, это небо с моих плеч рухнуло и накрыло кого-то другого, вероятно, тебя, Уизли, ведь это ты повелся на уловки, заглотил наживку и попал в капкан, а я наконец-то свободен, потому что я волен решать... Нет, не жить мне, или умереть. Нет, это все еще непозволительная роскошь. Но решить как тебе умереть - это тоже многого стоит.
Тебе это не понять, Рональд. Ты слишком любишь жизнь, чтобы поверить, что кто-то пойдет на все это, чтобы умереть, что смерть мой джек-пот в этой игре. Тебе может казаться, что ты на грани, что все это - твое край, но это не так, на самом деле, ты к нему даже не приблизился, и тебе еще предстоит по-настоящему отчаяться, прежде чем ты почувствуешь мучительное рождение темного и безумного желания внутри себя, но пока что ты еще в первом круге ада, и не знаешь о нем ровным счетом ничего...



Астория читает газету и хмурится. Я играю с мячом, лежа на диване, и улыбаюсь. Мячик я отобрал у Скорпиуса, он маленький, но тяжелый, и ядовито-зеленого цвета. Красные мячи в магазине были менее вырвиглазных цветов, но в такое время идеология не щадит никого и ничего, даже мое зрение. Я терплю, а Асторию что-то бесит. Хотелось бы думать, что ее бесит мячик, его глухие удары о стену и заторможенное дребезжание стекол старого буфета в ответ, но нет, боюсь, все серьезней и причина ее недовольства - в ее руках. Наконец, она ее откладывает на разделяющий нас кофейный столик, но я не спешу менять успокаивающий мои нервы мяч на раздражающую их газету. Астория терпеливо ждет пару минут, но это предел.
- Прочитать не хочешь? - холодное нетерпение в ее голосе заставляет меня в очередной раз поразиться богатству ее интонаций.
- Зачем? - лениво отзываюсь я. - У тебя же все на лице написано.
Я поворачиваю голову, чтобы убедиться в своей правоте, и мячик больно прилетает в висок.

Логичное завершение истории, оно логично хотя бы тем, что все мы смертны, и - кто раньше, кто позже - отправимся на тот свет, и если сейчас моя очередь, то чему удивляться? Если только тому, что я тороплю события. Но сейчас то самое время, когда живые завидуют мертвым. Тем, кто успел уйти, когда все еще делилось на черное и белое, когда еще можно было стать героем, в своих глазах, в чужих глазах, в глазах Бога, в конце концов, если он есть, в чем я сомневаюсь, а в этом и есть главная проблема затянувшейся война, в том, что ты разочаровываешься в героизме, в идеях, в тех, кто вместе с тобой разделял эти идеи, и не получаешь ничего взамен, кроме сомнений, сомнения и больше ничего. У меня все еще не так плохо. Я уверен в том, что принял верное решение. Единственно верное. Возможно, я ошибался прежде, скорее всего, даже много раз, но не сейчас, не сегодня.
Самое забавное - а в нашей истории есть место и забавному, как ни странно - это то, что Поттер решит, будто я спасаю его. Что я ради него умер. Это неплохо, чувство вины и долга не бывает лишним, но, черт возьми, как же смешно и глупо... Астория решит, что я отдал жизнь за нее. Отдал... Да забирайте, черт возьми, она не удалась, дайте мне другую, и я постараюсь ее не просрать, все сделаю иначе, но в этой жизни мне уже ничего не сделать. Ошибался ли я прежде? Вся наша жизнь это ошибка. Скорпиус это плод наших ошибок.

---

- Господь Всемогущий, - принц сложил ладони и вознес взгляд к небу. Неба над головой не было, был досчатый потолок, но это его не смутило. Тринадцатый принц Южных островов привык к тому, что на его пути всегда есть препятствия. - Господь Всемогущий, - повторил принц Ханс, - прошу Тебя, исполни в мое отсутствие Все желания моего бедного народа, особенно те, что касаются королевского замка - чума, землетрясение, небесный камнепад... Лучше всего чума, но и камнепад подойдет, я все заново отстрою, да и надо же будет повысить налоги... А если их еще чуть-чуть повысить, то можно будет разбить прекрасный новый парк во французском стиле, для детишек, конечно же, не для себя ни в коем случае, только чтобы они не разрушили преждевременно красоты парка, лучше их туда сразу не пускать... А еще можно будет завести...
Традиционная молитва не менее традиционно перетекла в мечтания о новой жизни, которую историки назовут "золотым веком Короля Ханса". Название устраивало будущего короля почти полностью, разве что имя ему казалось недостаточно королевским, но что поделать, если ты - тринадцатый отпрыск в венценосной семье, и все действительно крутые имена уже растратили на куда менее достойных особей. Единственное, что примиряло Ханса с этим именем - тот факт, что он станет Королем Хансом Первым, что звучало намного лучше, чем Король Генрих Четвертый, к тому же Хансу нечасто выпадала удача в чем-то быть первым, а если и выпадала, то быть первым с конца все равно как-то не слишком почетно, о чем не уставали напоминать братья. Ну, та их часть, которая не притворялась, что Ханса не существует. Впрочем, в свете последних событий принц Ханс уже не был так уверен, что они притворялись. К его великому счастью его не особенно триумфальное возвращение из Эренделла осталось незамеченным. Пожалуй, единственным, для кого Ханс имел бы значение, мог бы быть четырнадцатый принц Южных островов, для которого Ханс был бы первой ступенькой на пути к трону, но четырнадцатого принца не существовало. Двенадцать же старших братьев все так же, как и до отплытия Ханса, делили между собой один трон, словно прогуляли уроки географии и не знали, что вокруг существует масса других уютных королевств, где конкуренция за корону в разы меньше. Принц Ханс немного поглумился над старшими недоумками в терапевтических целях - самооценка после эпичного поражения в шаге от цели нуждалась в поднятии на новую высоту. Но кто мог подумать, что у финишной черты ему аукнется ошибка, допущенная на старте? Сделал бы он сразу ставку не на дурочку Анну, а на Эльзу - и все сложилось бы иначе. Однако, справедливости ради, стоит отметить, что королева Эльза в день своей коронации мало того, что выглядела на все тридцать минимум, так еще и бросалась сосульками направо и налево, так что даже Анна, в которой раздражало чуть меньше, чем все - чего только стоило сравнение с половинками сэндвича, Хансу потребовалась вся его выдержка, чтобы не расхохотаться в голос - казалась сносной партией на первое время. Но теперь, наученный горьким опытом, принц решил не искать легких путей. С новыми силами и фирменной улыбкой он вернулся в Эренделл за победой - и у королевы не было не единого шанса. В конце концов, она ему жизнью была обязана, хоть он и пытался уже стребовать с нее этот должок тогда, на льду, но ничего не вышло из-за проклятой Анны и ее приятеля, по всей видимости воспитанного оленями и пахнущего ими же.
Принц оправил мундир, улыбнулся своему отражению и, подхватив легкий саквояж, набитый картами, стратегиями и тактиками будущих маленьких победоносных войн, черновиками реформ налогообложения и совершенно секретным досье на королеву Эренделла, сошел на берег.

@темы: холодное сердце, Эльза, Anna, Анна, frozen, Elza, prince Hans, принц Ханс

---

pixelbrush.ru/2011/12/18/christmas-vintage-card...

pixelbrush.ru/2011/12/21/rozhdestvenskie-girlya...

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

[quote][align=center][font=Book Antiqua]once upon a time
or so the story's told
everyone lives happily
as the end unfolds
forever sweet
and never ending[/font][/align][/quote]

[align=center][/align]

[quote][align=center][font=Book Antiqua]all I want is to know why
life is not a lullaby
reality tells
a different kind of tale
everybody tries to win
but everyone fails
it's never sweet
and never ending[/font][/align][/quote]
Мы победили, Стар. Всего полгода, каких-то чертовых


Мы их отпустили, Стар. Мы отпустили их всех, милая. Всех, кто виновен в твоей смерти.

Привет. Ла Реве заходил, да? Это видно сразу, по пышному букету красных роз. Ах да, он говорит - алых. Почему ты не скажешь ему, что не любишь их? У бедняги с деньгами сейчас не очень, впервые с мерлин-знает-какого года. Бар прикрыли, так что свои запасы он распивает не то один, не то с Локвудом, ты же помнишь его? Конечно, помнишь. Не знаю, что он собирается делать дальше. Мне кажется, что ничего. А еще, что из таких, как он, и получаются дементоры.
Я принес тебе лилии. И письмо. Это самое первое. Почерком Скорпиус, хвала Салазару, пошел в тебя, поэтому я смог разобрать, что его распределили на Слизерин. Ну, мы и не сомневались. Ему все нравится. Все предметы. С нетерпением ждет Ухода за Магическими Существами. У меня не хватило духу сказать ему, что драконов не будет. Чувствую, следующее письмо будет Громовещателем. Скорпи, он с характером. Жалуется только на блинчики - пишет, мои вкуснее, и на отсутствие школьной газеты. Но над этим он уже работает. Собирает подписи в поддержку. Он спрашивает совета, как назвать газету и вообще... Ну, ты прочитаешь. Подскажи ему, ладно? Это твой конек.
Без него дома совсем пусто. Я не разрешил ему забрать в школу Клауса. Сказал, он слишком старый. А на самом деле старый я.
Мне скоро тридцать, представляешь?
Я - нет.

---

Я предпочитаю личные визиты письмам с угрозами, хотя это определенно сопряжено с некоторыми хлопотами - взлом двери, заглушающие заклинания, etc занимают куда больше времени, если конечно, не собирать послание из вырезанных из Ежедневного Пророка букв. И официальным визитам я предпочитаю вот такие — внезапные. Когда ты врываешься в интимное пространство человека, это как-то сразу задает беседе верный тон. Не нужно ходить вокруг да около, хотя я и люблю соблюсти приличия, справиться о делах, побеседовать о погоде, пока человек, допустим, пытается надеть свои брюки. Поделюсь наблюдением — в моем присутствии почему-то далеко не всем удается сделать это с первого раза и без упоминаний святых основателей. Сегодня я, к счастью, обойдусь без этого номера — мой собеседник из числа трудоголиков, покой которым лишь снится, да и то недолго. Впрочем, его труд явно неплохо оплачивается, обстановка на порядок лучше, чем я ожидал, услышав фамилию. У меня дурацкая привычка судить о людях по их окружению, по внешнем признакам. По интерьерам их комнат, по их стрижкам, по их спутникам. По заказам в кафе и чаевым. По книгам — прочитанным и любимым, по узлу галстука — классическому или новомодному, аккуратному или небрежному. По словам и паузам между ними. По их ругательствам. С другой стороны, а по чему еще можно судить? Леглименция направо и налево, к сожалению, считается моветоном. Остается лишь это великое множество мелочей, из которого в итоге складывается понятие класса.
Книги. Задерживаю взгляд на полке и подхожу ближе, свет от палочки мягко перекатывается по лабиринтам из тиснений на корешках. Книг много, это хорошо. Они все одинаковые, это хуже. Классика. Дело не в том, что я ее не люблю, утверждать это было бы глупостью. Однако, сложно найти более популярный и более скучный ответ на вопрос «Что ты читаешь?».
Что ты читаешь?
Классику.
Универсальный ответ, в котором все так идеально, что нет ничего от тебя лично. Это такой штамп, ярлычок, ты вешаешь на себя табличку «умница», ставишь печать «годен» и в один шаг взлетаешь вверх по лестнице... в общество унылых зануд. Уверен, даже мой брат прибегает к классике, когда хочет показаться умным. Для меня это все равно что сказать, что читаешь буквы. Классика это азбука нового уровня, это ключ к шифру, но ключ не ценен сам по себе, он лишь служит для понимания иных посланий.
Люди часто изрекают набившие оскомину глупости, они передаются от одного к другому, разносятся как вирус, одна из них — что искусство вечно. Это не так. Оно тоже умирает, а перед этим стареет, и те, что млеют перед иссохшимися холстами за стеклом и ветхими рукописями в резных гробах из старого английского дуба, предпочитая это свежим заметкам и быстрым скетчам, определенно склонны к геронто- и некрофилии. Это даже забавно, какие поблажки дает иной раз ханжеская мораль, и как они обманчивы.
Мертвая статуэтка полураздетой гречанки взамен живого стриптиза юной шлюхи. Щелчком пальцев опрокидываю этот образчик мещанства. Не разбилась, лишь ободрала об угол свой идеально прямой — истинно греческий — нос. Жаль, конечно, но еще хуже то, что я замечаю на своей манжете — пятно. Маленькое кровавое пятнышко, так близко к запонке, что заползает на шов петлицы. Проклятье. Достаю палочку прежде, чем вспоминаю, что совершенно бессилен против этой маленькой пакости. Бытовая магия не мой конек. Но не звать же Кикимера? Черт. Попытка — не пытка, бормочу заклинание, скорее звукоподражаю Фриде, но нет — пятно лишь светлеет на несколько секунд и снова наливается кровью. Черт. После нескольких столь же успешных попыток мне остается лишь признать, что пятно упрямей меня, невзирая на то, что я упрямей всех Блэков вместе взятых, а это многого стоит. В кресло я падаю совершенно измотанным и не расположенным к переговорам, и даже извлеченный из кармана томик Гинзберга не слишком помогает — взгляд то и дело норовит метнуться от строчек к злополучному пятну. Нужно вытащить Фриду по магазинам и поискать перчатки подлинней. На дюйм-другой.

@музыка: pianoбой

@темы: regulus black

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра